– Не лгите! Вахтер дежурит ночью у двери?
– Дежурит.
– Тот же, что днем?
– Нет, днем стоит Родион Кондратьевич.
– Ну, так дадите Родиону Кондратьевичу полмиллиона – он вам не то что ключ, он вам дверь Гохрана вынесет.
Пожамчи вдруг усмехнулся:
– За полмиллиона не отдаст. Не поверит. За бутылку водки и хлеб отдаст, это верно. Только мне еще там работать, я голову на плаху класть не хочу, да и вам какой от этого прок?
– Никакого… Вы правы – в отношении полумиллиона: мне всегда было свойственно идеализировать народ… Попросите-ка Родиона Кондратьевича, чтобы он помог вам шкаф домой оттащить…
– Какой шкаф?
– Который вы завтра купите на барахолке. А воровать – не мне вас учить, я сам учусь этому, Николай Макарович. Напоите его, Родионушку, да с ключа и сделайте слепок. Здесь дом, тут и стены помогают.
– Сделаю, – ответил Пожамчи.
– А я вас поблагодарю за это. Правда, вам моя благодарность не очень-то нужна, однако курочка по зернышку клюет. Десяток хороших камней прибавите к своей коллекции.
– Благодарствуйте.
– Завтра в семь возле Гохрана будет стоять извозчик… Лошадь у него белая, а сам он брит. Сядете к нему и, если он передаст вам привет от Димы, незаметно суньте ему слепок. Положите его в папиросную коробку. Плох будет – придется переделывать. Планы положите туда же. До свидания.
Анна Викторовна ждала Воронцова в парадном.
– Все тихо? – спросил он одними губами.
– Двое пьяных тут бродят, ко мне приставали.
– Водкой сильно разит?
– Я не принюхивалась.
– Зря.
– Они шатались…
– Я тоже могу шататься, коли надобно. Где они?
– На улицу ушли.
Воронцов взял Анну Викторовну за руку и повел по лестнице вверх. Там он толкнул плечом чердачную дверь – подалась с трудом.
– У меня есть спички, – сказала Анна Викторовна.
– У меня тоже есть. Только зажигать их не надо.
В кромешной темноте он провел ее по чердаку, будто бывал здесь не раз, осторожно выдавил стекло в оконце, которое вело на крышу, вылез сам, помог вылезти женщине и шепнул:
– По лестнице – во двор, а там уйдем проходными.
«…Однако высокий, выйдя из квартиры Пожамчи, на улице не появился. Только потом, обнаружив исчезновение женщины, мы прошли на чердак, где и поняли, что он оторвался от наблюдения, выйдя через крышу, а потом через проходные дворы.
Непрахов».
В других сообщениях говорилось, что Газарян дважды передавал портфель Шелехесу, а тот в свою очередь с этими портфелями ездил к Кропотову. Эта линия была ясна: преступники решали дела с золотом и бриллиантами, которые «запросил» Тернопольченко через Прохорова.
«Купив на рынке трельяж, Пожамчи привез его домой с помощью рабочего Р. К. Писарева, служащего вахтером и грузчиком Гохрана. Р. К. Писарев вышел от Пожамчи через час, будучи навеселе, но не качался и, придя в Гохран, ни с кем в контакт не входил, а уснул в вестибюле рядом с вахтером Г. Б. Беспалко. Пожамчи из дома не выходил.
Горьков».
Бокий споткнулся на сообщении о «высоком» и несколько раз перечитал эти строчки. Всплыла в памяти шифровка Всеволода – Воронцов в России, Пожамчи с «высоким незнакомцем» в Ревеле… Бокий попросил вызвать к нему людей, ведших наблюдение, и, не говоря ни слова, показал им фотографическую карточку Воронцова.
– Он? – спросил Бокий, не смея верить в удачу.
– Он, – сразу же ответили ему, – только он сейчас с усами и старше.
Пожамчи вызвали в Наркомвнешторг и попросили быть готовым к послезавтрашнему дню.
– Вы едете в Ревель, а оттуда в Лондон, – сказал ему комиссар, которого раньше он не видел.
Комиссаром этим был Будников. Он рассчитал, что Пожамчи после такой беседы должен будет достать свои бриллианты из тайника – дома ли, за городом ли, неважно. Главное, получить улики и не дать уйти драгоценностям за кордон. Разговаривая с Пожамчи, Будников цепко приглядывался: ему было важно запомнить манеру гохрановского ювелира вести себя на свободе – это поможет верно выстроить схему допросов после его ареста.
– Что вы думаете по поводу фирмы «Джекобс и братья», Николай Макарович?
– Солидная фирма, – ответил Пожамчи, – оборотный капитал у них числится в миллионах фунтов, в десятках миллионов. Есть там у них особо деловой человек, мистер Карф.
– Он что, владелец фирмы?
– Нет. Он главный оценщик, – Пожамчи улыбнулся, – вроде как английский Пожамчи. Его слово о цене – закон для мира.
– Вы с Карфом знакомы? – спросил Будников.
– В двенадцатом году я у него был, мы тогда сделку заключили для вдовствующей императрицы, хорошую заключили сделку, но тогда ведь не торговались – сколько он запросил, столько и выложили. Деньги-то несчитанные были, кто тогда считал народные деньги?
– Вы сможете увидаться с Карфом? Он вас запомнил?
– Так ведь нас тоже наперечет, ювелиров-то российских.
– А Маршан?
– Этот лис – самый мощный ювелир в мире, что ни говори… Он с нами подружится – все ювелиры подружатся, а отвернется – никто с нами говорить не станет, бойкот устроят…
– От Маршана, значит, зависит многое в реализации драгоценностей?
– От Маршана зависит все…
Отвечал Пожамчи сразу же, почти не думая, словно отличный ученик, привыкший изумлять педагога своими знаниями, памятью и смекалкой. «Поглядим, как ты будешь говорить у нас, – думал Будников. – Видимо, надо первый допрос поручить другому, а самому послушать за стенкой: можно будет отметить „контрапункты“ лжи. Это я хорошо придумал, – похвалил он себя, – что решил с ним на свободе познакомиться».