«Сразу отца в охапку, – думал Всеволод, радуясь близкой осуществимости этой своей мечты, – и немедленно в Узкое».
Они очень любили это место: дворец, построенный по проекту Паоло Трубецкого. Отец в первый их приезд сюда подвел Всеволода к воротам в поместье; было это на закате.
– Жди, – сказал он шепотом, – и смотри внимательно, сейчас будет чудо.
Солнце медленно, тяжелыми рывками, опускалось. Оно ударилось об арку, замерло на мгновение, потом стремительно стекло вниз и упруго заполнило собой овал ворот, и было так несколько минут – плененное солнце, не властное вырваться из геометрической точности арки, и смотреть на это бессилие светила, пусть даже временное, было жутковато.
Отец хвастливо глянул на Всеволода и сказал:
– Это я сам открыл.
«Сначала будем гулять по лесу, – думал Всеволод, – грибы станем собирать, сейчас хорошие грибы должны пойти… Он любит смотреть, как я грибы собираю… Никогда боровик сам не сорвет, все норовит меня подвести к грибу, знает, как я жаден до белых…»
…Чем ближе к Москве подъезжал поезд, тем чаще Всеволод обращался в мыслях к отцу.
«Я был кругом не прав, – думал он, – я не имел права говорить с ним так, как говорил раньше. Утверждая себя, свою правоту, я отвергал его. Я был жесток, оспаривая его манеру мышления, его систему доказательств, его логику, его привычки, выработанные всеми его шестьюдесятью годами. Отец не мог отринуть свое прошлое, он верил в то, что делал, он никогда не мог делать того, во что он не верил – по-детски, наивно, но до конца. Значит, когда мы с ним ссорились, я был не прав, потому что не мог быть доказательным. Почему мы всегда так жестоки к самым близким? Отчего я был так терпим с Никандровым? Надо быть непримиримым, когда перед тобой враг с пулеметом, а мы все больше непримиримы, когда спорим с безоружным».
Поезд замедлил ход, а потом и вовсе остановился, тоскливо провизжав тормозами.
– Товарняк, из Ревеля погонят, – объяснил проводник. – С хлебом. Их теперь как курьерские пропускают.
И действительно, минут через десять прогремел длиннющий состав.
Владимиров вспомнил Федора Шелехеса. Чем больше сейчас он насчитывал вагонов с хлебом, тем явственнее ему виделось лицо Федора, когда тот собирался к Маршану. За несколько часов лицо его осунулось, глаза запали, а скулы набухли острыми желваками. Доброе лицо Федора сделалось в тот вечер жестоким, чужим и очень усталым.
Вспомнились Всеволоду глаза Лиды Боссэ, когда она рассказывала про своего отчима; вспомнилось, как гремели алюминиевые кружки в гулком тюремном коридоре перед завтраком и обедом, когда по камерам разносили баланду; вспомнилась ненависть в лице Неуманна, когда тот отпускал его, и вдруг громадная усталость навалилась на Всеволода, такая усталость, что даже ноги ослабели.
Он вернулся в купе и лег на плюшевый диван, пропахший нафталином и сыростью.
«Ну, вот и все, – сказал он себе. – Слава богу, дома…»
«По решению Особого Совещания НКВД СССР от 29 марта 1938 года:
Шелехеса Федора Савельевича («Роман»)
Боссэ Лидию Ивановну
Шорохова Геннадия Гавриловича
приговорить к высшей мере социальной защиты, как эстонских шпионов.
Приговор окончательный, обжалованию не подлежит.
Н. И. Ежов».
1974 – 1989
«Дзержинскому. Источники, близкие к министерству финансов, утверждают, что в России существует подпольная организация, занимающаяся хищением бриллиантов и золота. Ценности эти переправляются – или должны быть переправлены – в Ревель и Антверпен». (Здесь и далее примеч. автора.)
66 – кодовое обозначение Романа, советского резидента в Ревеле, – Шелехеса Федора Савельевича.
«Директору фирмы Маршан, Париж. Цена, утвержденная Наркомфином на бриллианты в карат и полтора карата, – 1500 рублей. Жемчуга в нитках некруглые – от 50 до 300 рублей золотом. Жемчуга парные, круглые, а также в нитках – от 50 до 200 рублей карат. Платина оценивается по 80 рублей за золотник. Золото – по 32 рубля за золотник девяносто шестой пробы. Отказывайтесь покупать у большевиков драгоценности по их ценам; они ситуации в нашем деле не знают. Нас же здесь всего двое: Пожамчи и я. Срывайте их торговые операции: единственно это сможет вывести нас на прямые контакты с вами. В случае, если большевики, поняв невозможность реализации бриллиантов, выпустят нас в Ригу или Ревель, мы привезем с собой достаточное количество товара. Иного пути в наст. время не вижу».
Любящий дядя – псевдоним главного оценщика бриллиантов Гохрана РСФСР Шелехеса Якова Савельевича.
«Чичерину, Крестинскому. Переговоры с представителями торговых фирм Шомэ, Маршан и Тарлин окончились провалом. Предлагают мизерные суммы за бриллианты, сапфиры и изумруд. Ганецкий» (Ганецкий – посол РСФСР в Риге).
Расстрелян как «враг народа» в 1937 году.
Расстрелян как «враг народа» в 1937 году.
Расстрелян как «враг народа» в 1941 году.
Расстрелян как «враг народа» в 1937 году.
Расстрелян как «враг народа» в 1937 году.
Расстрелян как «враг народа» в 1938 году.
Расстрелян как «враг народа» в 1938 году.
Расстрелян как «враг народа» в 1938 году.
Расстрелян как «враг народа» в 1936 году.
Арестован в 1929 году.
Убит в 1940 году.